Хроника питейно-криминальных дел впечатляет. Там накрыт подпольный цех по производству водки, заваренной на стеклоочистителе. Здесь унёс жизни доморощенный напиток на ядовитых смесях. Очумевший с дешёвого пойла муж избил жену, а разгорячённая этой же жидкостью компания устроила дебош. В больницах диагноз «алкогольный психоз» ставят уже и школьникам. Несчастные случаи, травмы, убийства, самоубийства...

Если суммировать все обстоятельства, то от некачественной водки и схожих суррогатных напитков Россия ежегодно теряет по 40 тыс. человек. Во всяком случае, именно это количество назвал на заседании Госсовета в Калининграде Президент, и он же предложил ввести режим государственной монополии на спирт.

Реализация этого предложения может означать лишь одно; государство берёт под полный контроль качество алкогольной продукции (соответственно, оставляя в обиходе только федеральные акцизные марки); а также вводит тотальный контроль финансовых потоков, которые сегодня вихрями проносятся мимо казны. По официальным оценкам, доля теневых производств составляет почти 50% от общего оборота алкоголя в стране (к слову, ёмкость российского рынка – около 250 млн. декалитров). Впрочем, независимые эксперты оценивают долю «тени» вообще в 80%, в то время как на «легальные» производства, судя по налогооблагаемой базе, приходится не более 6 – 7% (остальное довозим из-за рубежа, часто тоже неизвестно какого качества, потому что везут спирт и «похожее на спирт» в страну все кому не лень). Так или иначе, но только на акцизах государство теряет десятки миллиардов рублей, не говоря уже о потерях на других этапах налогообложения. Ведь даже «легальные» производства порой показывают, что они якобы загружены работой... 10 мин. (!) в смену, – что уж говорить о тех, кто просто разводит денатурат тормозной жидкостью.

В общем, если и при «царском режиме», и в советское время бюджет государства пополнялся за счёт «питейных» поступлений примерно на 20%, то сегодня поступления от алкоголя составляют не более 3 – 4%.

Таким образом, введение государственной монополии на спирт может стать определённой панацеей для здоровья нации и финансового благополучия страны. Если, конечно, удастся соединить эти две цели, потому что Россия' и бывший СССР имели опыт исключительно «пьяных» бюджетов, когда о насущных потребностях человека вспоминали в самую последнюю очередь. Будем рассчитывать, что нынче задачи социально-экономического развития вкупе с демографическими заботами возымеют приоритет.

Однако в решении ввести монополию на спирт есть и ещё одна подоплёка - политическая.

Не секрет, что на начало 90-х гг. прошлого века приходится бум нелегальной водки (к 1995 г. он достиг почти 100% всего производства алкоголя в стране), его смог пошатнуть только дефолт 1998 г., да и то ненадолго. В этот же период происходит криминальный передел собственности, и деньги от «палёной» водки хлынули на «политический рынок», как правило – региональный (Свердловская область представляет тут просто исторический атлас боевых действий). Подкупали чиновников, депутатов, партийные группы; «откат» шёл в самые высокие кабинеты: «Садись, вор, рассказывай, как дела...» И вряд ли я погрешу против истины, если скажу, что многие из должностных лиц – до сих пор в креслах, обмытых для них водочными капиталами. Но что примечательно: эти люди по-прежнему имеют данный рычаг влияния на государство для удовлетворения собственных амбиций или лоббируя интересы криминалитета – через региональные алкогольные рынки. Отсюда – вал коррупции, рост преступности (Свердловская область тут явно в лидерах), «убыточная» демография.

Конечно, речи о «конфискации» алкопроизводств, тех же гидролизных заводов Среднего Урала, нет. Государство их, скорее всего, выкупит. Лишив тем самым местную «элиту» и существенного «навара», и безудержного апломба.