В России принимают закон о медиации — внесудебном улаживании конфликтов

Государственная Дума РФ приняла к рассмотрению закон о медиации. Как пишет Newsweek, самые общие правила — конфиденциальность и добровольность. Более подробную процедуру участники устанавливают сами или доверяют сделать это медиатору. К нему в законе только два требования: он должен быть выбран обеими сторонами и должен сохранять независимость.

Про образование медиатора там ни слова. Впрочем, по мнению автора публикации, Елизаветы Маетной, понятно, что в таком деле важно быть не столько юристом, сколько психологом: ведь нужно незаметно подвести стороны к ощущению, что это они сами нашли решение. Иначе останутся все шансы, что конфликт повторится и все-таки закончится судом.

Галина Похмелкина, получившая диплом медиатора в Австрии, говорит, что главных правил для участников у нее два: нельзя оскорблять друг друга и хлопать дверью. Если участники начинают орать, им запрещается обращаться друг к другу — только к медиатору. Или устраивается перерыв — «продолжим, когда вы успокоитесь». Но и когда дело еще не дошло до крика, посредник должен гасить враждебность — жестами, сменой темы. Так стороны постепенно учатся сдерживать агрессию и объяснять, чего им, собственно, нужно.

Задача медиатора — сделать так, чтобы стороны договорились по-хорошему в прямом смысле этого слова. То есть не только без суда, но и к взаимному удовлетворению.

Разброс цен на медиаторские услуги — от $ 50 за посредничество в семейном споре до десятков тысяч за примирение компаний.

Как пишет Newsweek, медиация в ее нынешнем виде появилась в 60-х годах прошлого века сначала в странах англосаксонского права — США, Великобритании и Австралии, а потом быстро завоевала и страны континентального права — Францию, Бельгию, Германию и т. д. Теперь в Штатах, например, до 95% всех частных споров решаются вне суда, и даже те из них, что все-таки попадают в суд, в 90% заканчиваются соглашением сторон без полного рассмотрения. В Европе из всех дел, попадающих на рассмотрение к медиаторам, в 80% случаев стороны достигают соглашений.

В России о необходимости широкого использования медиации как альтернативы громоздкой и далеко не всегда эффективной судебной системе в 2003 году на Всероссийском съезде судей заговорил президент Путин. Сейчас эту процедуру применяют всего лишь в сотнях случаев, но к концу судебной реформы — 2011 г., — по расчетам правительственных аналитиков, медиация у нас должна стать такой же популярной, как в Штатах и Европе.

Популярной не только потому, что разгружает суды, но и потому, что это своего рода терапия, особенно когда речь идет об уголовных преступлениях. Терапия и для жертвы, которая видит раскаяние своего обидчика, и для нарушителя, которому «вправляют мозги», а не отправляют на перевоспитание в тюрьму. Перед судом задачи все-таки другие — разобрать юридически значимые факты и раздать санкции. В суде конфликт заканчивается и стороны остаются наедине с последствиями. А при медиации конфликт как бы отыгрывается обратно.

«Для наших правоохранительных органов жертва преступления — лишь сторона обвинения; до ее переживаний, а тем более реабилитации никому нет дела. Ничего не поделаешь, это привет от советской системы, — говорит медиатор центра «Судебно-правовая реформа» Рустем Максудов. — Между тем жертва переживает тяжелейший стресс и ломку психики. К примеру, девочка чуть ли не убивается из-за украденного мобильника, который к этому времени уже трижды продан и концов не найдешь. Оказывается, в нем была последняя эсэмэска от недавно погибшего папы. И она день за днем терзает себя вопросами: почему я? почему это случилось со мной?»

«В самый примитивный ответ — да нипочему, случайно — ей легче всего поверить как раз во время медиации вроде тех, которые центр в порядке эксперимента проводит с 1997 г. Основная его клиентура со стороны обвиняемых — подростки. В России задерживают по 900 000 несовершеннолетних в год, самые распространенные преступления: кража мобильников или «вытрясание» денег на пиво (по УК это грабеж и разбой), угон мопеда или мотоцикла, нанесение телесных повреждений во время драк», — пишет Newsweek.

«Закоренелых преступников среди подростков немного, — говорит медиатор Антон Коновалов. — Но чтобы им осознать случившееся, нужно, чтобы они решили ситуацию сами. Ответственность нарушителя не в том, чтобы покорно пойти в тюрьму, а в том, чтобы самому исправить причиненный преступлением вред. Тогда подросток становится взрослее, и, скорее всего, ситуация больше не повторится».

17-летний Владимир К. вспоминает, что первым его желанием при встрече с жертвой у медиатора было отвернуться и убежать. Они с приятелем выпили и угнали мотоцикл покататься, на нем их и взяли. Во время медиации Владимир К. пообещал оплатить ремонт и моральный ущерб. Пострадавший на суде попросил для него условный срок, суд согласился. «Работал все лето в автосервисе, даже осенью после уроков приходил, —рассказывает Владимир. — Дурак, конечно, был: уже бы на свой моцик накопил».

Вообще, несовершеннолетних в последнее время стали судить мягче: раньше за любое преступление во время условного срока автоматически отправляли за решетку, теперь — только за тяжкое. «При этом, если не работать с проблемами подростка, ничего не изменится, — убежден Максудов. — То есть не сядет со второго раза — сядет с третьего».

Но подростки хотя бы охотно соглашаются на медиацию — растет поколение, которое привыкает к тому, что многие ошибки можно исправить. У взрослых все жестче. «У нас в стране, особенно последние 15 лет, сложилась целая конфликтная культура, — утверждает юрист Дмитрий Давыденко, автор книги «Как избежать судебного разбирательства: посредничество в бизнес-конфликтах». — Недоверие ко всем и вся, отсюда и нежелание знакомить кого-либо со своими трудностями и проблемами. И хотя разум говорит: договорись, срабатывает привычка победить любой ценой. Даже во вред самому себе».

«Примерно 40% исков вообще могло не быть, если бы стороны хотя бы попытались сесть за стол переговоров, — вторит юристу Давыденко судья Московского арбитражного суда с 15-летним стажем. — В прошлом году только 10% арбитражных процессов закончились заключением мировых соглашений».