Ветер перемен
Изменения, происходящие в России, становятся все более очевидными. Если попытаться выделить из вала перемен что-то наиболее существенное, то необходимо признать: одним из самых значимых факторов является отступление на второй план всей региональной политики. Перефразируя известное выражение Мао Цзе Дуна: «Ветер с Востока преодолевает ветер с Запада», можно сказать: «Ветер из Москвы преодолевает ветер из регионов».
На исходе ельцинской эпохи региональная политика была едва ли не более важной, чем общероссийская: достаточно вспомнить, какое значение в преддверии думских выборов 1999 года придавалось заявлениям того или иного губернатора.
Вообще, по мнению многих аналитиков, события 1999 года могли бы стать прологом к наиболее драматическому для нашего государства развитию событий. Особенно тревожным следует признать появление откровенно сепаратистского блока «Отечество – Вся Россия», под знаменами которого объединились наиболее амбициозные губернаторы и президенты национальных автономий.
Сейчас, под влиянием общего изменения политического климата в стране, думская фракция ОВР не кажется столь деструктивной и, по сути, таковой не является. Наиболее одиозные региональные лидеры, такие как Шаймиев, Рахимов, Лужков первыми почувствовали опасность дальнейшей эскалации напряженности и сделали первый шаг назад сразу же после выборов. Тем не менее, факт остается фактом: максимальное ослабление федеральной власти обернулось расцветом сепаратизма.
Причины подобной ситуации очевидны. Слабость президентской власти, тяжелое экономическое положение страны оборачивались постоянной необходимостью торговаться с региональными лидерами. Причем, торг всегда оканчивался тактической победой президента и стратегической — губернаторов: за каждый утвержденный бюджет Кремль отдавал регионам очередную порцию полномочий. Федеративные отношения, которые с самого начала противоречили самой сути традиционной российской государственности, постепенно обрастали множеством соглашений и договоренностей, усиливавших центробежные тенденции в стране. В результате всего этого, разговоры о скором развале России стали общим местом в общественно-политических дискуссиях.
Региональные руководители, метко окрещенные кем-то «баронами», все более и более отдалялись от общероссийской вертикали власти. И не удивительно: в условиях зацикленности федеральной власти на проблемах самосохранения, местные руководители имели все основания предпринять ряд мер по усилению своего контроля над всеми ветвями власти, что и было с успехом продемонстрировано наиболее влиятельными губернаторами. С другой стороны, элементы федеральной вертикали власти, дислоцирующиеся в регионах (прежде всего, силовые органы) не имели реальных возможностей проводить политику, независимую от местной администрации. Во-первых, не было государственного заказа на проведение такой политики. Во-вторых, институт согласования кандидатур региональных «силовиков» с местной властью фактически делал невозможным появление в регионе независимых от губернатора руководителей силовых органов.
Вообще, образ губернатора в последние ельцинские годы приобрел почти эпическое значение. На фоне все более очевидной неспособности Бориса Ельцина адекватно воспринимать реальность, люди искали чаемой государственной мощи в местных «сильных людях» – губернаторах. «В Москве – беспорядок, а у нас – порядок!» – рассуждали жители российских провинций и вновь голосовали за ставших почти родными руководителей.
Губернатору прощали все – лишь бы он был (или хотя бы казался) «сильным хозяйственником» и мог по-свойски договориться хоть с Черномырдиным, хоть с Чубайсом.
Симптоматичным был уход в губернаторы Александра Лебедя. Политик, которого изначально позиционировали как общефедерального лидера, уехал руководить одним из регионов, как бы еще раз декларируя: реальная власть – именно в регионах. Нанятые по случаю политологи убеждали всех и каждого: через четыре года Лебедь на белом коне въедет в Москву.
Но через четыре года Лебедь оказался одним из рядовых губернаторов, фактически лишенный каких-либо федеральных перспектив. Лебедь как политическая фигура устарел вместе со всей системой региональной политики в России.
Что же касается Свердловской области, то здесь и без того высокий уровень региональной политики оказался завышенным сверх всякой меры из-за губернаторских выборов, пришедшихся на самое трудное для России время.
Не удивительно в этом смысле то, что основная идея победной губернаторской кампании Эдуарда Росселя в 1999 состояла в его сопричастности не столько к местной, сколько к всероссийской политике. Постоянно подчеркивалось, что Россель – это политик государственного уровня, акцентировалась стабильность его положения на фоне постоянной смены правительств в Москве. Отсюда постоянное использование в пропаганде визитов высших государственных чинов страны в Екатеринбург, участие Росселя во всероссийских и региональных форумах, указание на уважительное к нему отношение со стороны и бывших, и действующих премьер-министров.
С другой стороны, команда губернатора с самого начала сделала ставку на повышение общего уровня политизации в области. По мнению экспертов, это был чрезвычайно умный и продуманный ход. Оппоненты губернатора готовились спорить с ним о насущных вопросах экономики, но их попытки перевести дискуссию в эту сферу тонули в бурной политической жизни.
Таким образом, Эдуард Россель переиграл всех своих оппонентов на политическом поле. Но этот успех губернатора обернулся чередой поражений его команды на других выборах.
Уже осенью 1999 года стало понятно, что выборы мэра Екатеринбурга принесут победу Аркадию Чернецкому. Повестка дня любых муниципальных выборов традиционно состоит из социально-коммунальных тем, в то время как многочисленные оппоненты действующего мэра строили свои кампании на политической основе.
Последним ренессансом политической кампании как таковой стали выборы Областной думы весной 2000 года. Так как они совпадали по времени с президентскими, уйти от обсуждения общеполитических проблем было невозможно. Но здесь, как говорится, нашла коса на камень: Владимира Путина поддержали все основные участники выборов, что привело к довольно скромным результатам блока «Единство Урала».
Летние выборы Городской Думы закончились тотальным поражением всех тех, кто пытался получить депутатские мандаты, делая упор на политику. Знаковым можно считать повсеместное поражение кандидатов, выступавших под знаменами «Единства». Даже абстрагировавшись от откровенно бездарной организации кампании и неумелой работы технологов «Единства», необходимо признать: использование политических лозунгов в муниципальной кампании едва ли может быть признано удачным. Особенно, если речь идет о таком многополюсном и неоднородном городе, как Екатеринбург.
Сейчас, после того, как президент дал понять всем, что все рычаги власти находятся у него и тех, кому он доверяет, любые выборы кажутся пустой формальностью. Особенно, если речь идет о муниципальных выборах.
Вообще, пространство для игр в региональную политику уменьшается, как шагреневая кожа. Политика остается сферой деятельности, со своими бюджетами и своими внутренними отношениями, но бюджеты станут гораздо скромнее. На местном уровне эта тенденция проявится еще более рельефно.
Региональная политика как самостоятельная часть политической жизни страны отмирает. По мнению аналитиков, в ближайшие годы, при условии сохранения и развития наблюдаемых сегодня тенденций, она ограничится лишь трансляцией московских концепций на местном уровне.
Трудно однозначно сказать, хорошо ли это или плохо. Тем не менее, положительный момент здесь есть. Наконец появляются шансы надеяться, что в ближайшие годы мы получим, наконец, неполитизированную городскую думу, аполитичного мэра и губернатора, занятого насущными проблемами областного хозяйства.
На исходе ельцинской эпохи региональная политика была едва ли не более важной, чем общероссийская: достаточно вспомнить, какое значение в преддверии думских выборов 1999 года придавалось заявлениям того или иного губернатора.
Вообще, по мнению многих аналитиков, события 1999 года могли бы стать прологом к наиболее драматическому для нашего государства развитию событий. Особенно тревожным следует признать появление откровенно сепаратистского блока «Отечество – Вся Россия», под знаменами которого объединились наиболее амбициозные губернаторы и президенты национальных автономий.
Сейчас, под влиянием общего изменения политического климата в стране, думская фракция ОВР не кажется столь деструктивной и, по сути, таковой не является. Наиболее одиозные региональные лидеры, такие как Шаймиев, Рахимов, Лужков первыми почувствовали опасность дальнейшей эскалации напряженности и сделали первый шаг назад сразу же после выборов. Тем не менее, факт остается фактом: максимальное ослабление федеральной власти обернулось расцветом сепаратизма.
Причины подобной ситуации очевидны. Слабость президентской власти, тяжелое экономическое положение страны оборачивались постоянной необходимостью торговаться с региональными лидерами. Причем, торг всегда оканчивался тактической победой президента и стратегической — губернаторов: за каждый утвержденный бюджет Кремль отдавал регионам очередную порцию полномочий. Федеративные отношения, которые с самого начала противоречили самой сути традиционной российской государственности, постепенно обрастали множеством соглашений и договоренностей, усиливавших центробежные тенденции в стране. В результате всего этого, разговоры о скором развале России стали общим местом в общественно-политических дискуссиях.
Региональные руководители, метко окрещенные кем-то «баронами», все более и более отдалялись от общероссийской вертикали власти. И не удивительно: в условиях зацикленности федеральной власти на проблемах самосохранения, местные руководители имели все основания предпринять ряд мер по усилению своего контроля над всеми ветвями власти, что и было с успехом продемонстрировано наиболее влиятельными губернаторами. С другой стороны, элементы федеральной вертикали власти, дислоцирующиеся в регионах (прежде всего, силовые органы) не имели реальных возможностей проводить политику, независимую от местной администрации. Во-первых, не было государственного заказа на проведение такой политики. Во-вторых, институт согласования кандидатур региональных «силовиков» с местной властью фактически делал невозможным появление в регионе независимых от губернатора руководителей силовых органов.
Вообще, образ губернатора в последние ельцинские годы приобрел почти эпическое значение. На фоне все более очевидной неспособности Бориса Ельцина адекватно воспринимать реальность, люди искали чаемой государственной мощи в местных «сильных людях» – губернаторах. «В Москве – беспорядок, а у нас – порядок!» – рассуждали жители российских провинций и вновь голосовали за ставших почти родными руководителей.
Губернатору прощали все – лишь бы он был (или хотя бы казался) «сильным хозяйственником» и мог по-свойски договориться хоть с Черномырдиным, хоть с Чубайсом.
Симптоматичным был уход в губернаторы Александра Лебедя. Политик, которого изначально позиционировали как общефедерального лидера, уехал руководить одним из регионов, как бы еще раз декларируя: реальная власть – именно в регионах. Нанятые по случаю политологи убеждали всех и каждого: через четыре года Лебедь на белом коне въедет в Москву.
Но через четыре года Лебедь оказался одним из рядовых губернаторов, фактически лишенный каких-либо федеральных перспектив. Лебедь как политическая фигура устарел вместе со всей системой региональной политики в России.
Что же касается Свердловской области, то здесь и без того высокий уровень региональной политики оказался завышенным сверх всякой меры из-за губернаторских выборов, пришедшихся на самое трудное для России время.
Не удивительно в этом смысле то, что основная идея победной губернаторской кампании Эдуарда Росселя в 1999 состояла в его сопричастности не столько к местной, сколько к всероссийской политике. Постоянно подчеркивалось, что Россель – это политик государственного уровня, акцентировалась стабильность его положения на фоне постоянной смены правительств в Москве. Отсюда постоянное использование в пропаганде визитов высших государственных чинов страны в Екатеринбург, участие Росселя во всероссийских и региональных форумах, указание на уважительное к нему отношение со стороны и бывших, и действующих премьер-министров.
С другой стороны, команда губернатора с самого начала сделала ставку на повышение общего уровня политизации в области. По мнению экспертов, это был чрезвычайно умный и продуманный ход. Оппоненты губернатора готовились спорить с ним о насущных вопросах экономики, но их попытки перевести дискуссию в эту сферу тонули в бурной политической жизни.
Таким образом, Эдуард Россель переиграл всех своих оппонентов на политическом поле. Но этот успех губернатора обернулся чередой поражений его команды на других выборах.
Уже осенью 1999 года стало понятно, что выборы мэра Екатеринбурга принесут победу Аркадию Чернецкому. Повестка дня любых муниципальных выборов традиционно состоит из социально-коммунальных тем, в то время как многочисленные оппоненты действующего мэра строили свои кампании на политической основе.
Последним ренессансом политической кампании как таковой стали выборы Областной думы весной 2000 года. Так как они совпадали по времени с президентскими, уйти от обсуждения общеполитических проблем было невозможно. Но здесь, как говорится, нашла коса на камень: Владимира Путина поддержали все основные участники выборов, что привело к довольно скромным результатам блока «Единство Урала».
Летние выборы Городской Думы закончились тотальным поражением всех тех, кто пытался получить депутатские мандаты, делая упор на политику. Знаковым можно считать повсеместное поражение кандидатов, выступавших под знаменами «Единства». Даже абстрагировавшись от откровенно бездарной организации кампании и неумелой работы технологов «Единства», необходимо признать: использование политических лозунгов в муниципальной кампании едва ли может быть признано удачным. Особенно, если речь идет о таком многополюсном и неоднородном городе, как Екатеринбург.
Сейчас, после того, как президент дал понять всем, что все рычаги власти находятся у него и тех, кому он доверяет, любые выборы кажутся пустой формальностью. Особенно, если речь идет о муниципальных выборах.
Вообще, пространство для игр в региональную политику уменьшается, как шагреневая кожа. Политика остается сферой деятельности, со своими бюджетами и своими внутренними отношениями, но бюджеты станут гораздо скромнее. На местном уровне эта тенденция проявится еще более рельефно.
Региональная политика как самостоятельная часть политической жизни страны отмирает. По мнению аналитиков, в ближайшие годы, при условии сохранения и развития наблюдаемых сегодня тенденций, она ограничится лишь трансляцией московских концепций на местном уровне.
Трудно однозначно сказать, хорошо ли это или плохо. Тем не менее, положительный момент здесь есть. Наконец появляются шансы надеяться, что в ближайшие годы мы получим, наконец, неполитизированную городскую думу, аполитичного мэра и губернатора, занятого насущными проблемами областного хозяйства.