Политика и экономика путинской России
В последнее время формирующуюся модель российской государственности все чаще называют «корпоративным государством». Этот термин пришел на смену почти бранному термину «авторитаризм», употребляемому «старой демократической гвардией» для оценки режима правления президента Путина.
Естественно, как и любые достаточно абстрактные понятия, словосочетание «корпоративное государство» используется нынешним цветом российской демократии предельно конъюнктурно, резко эмоционально и абсолютно безграмотно. В современной политической науке под корпоративном понимается государство, опирающееся на большие социальные объединения граждан по профессиональному признаку. Иными словами, речь идет о корпорациях промышленников, рабочих, военных и т.д., а вовсе не о государстве, построенном по образу и подобию единой корпорации, как это подразумевают российские либералы. Впрочем мы не ставим перед собой задачу сравнения понятия «корпоративное государство» в интерпретации современных либералов-западников и реального политологического термина. На наш взгляд, правильнее будет выяснить, правомерно ли вообще называть Россию корпоративным государством.
Говорить о России как о единой корпорации, в которой не только государственные, но и формально независимые структуры на деле являются интегрированными в единую модель управления, можно было лишь в советский период ее истории. Действительно, большая фабрика (корпорация) рассматривалась коммунистами как наиболее верный, классово справедливый тип организации, существующий, кстати, лишь до «полной и окончательной отмены государства как такового». Однако советский эксперимент доказал полную организационную несостоятельность и экономическую неэффективность этой модели. Огромная, беспредельно раздутая организационная структура СССР, распыленная к тому же на громадной, местами почти неосвоенной территории, была жестко привязана к единому центру — Кремлю, который, кстати, далеко не всегда отвечал требованиям идеального мозгового центра. Тотальное планирование, подкрепляемое абстрактной идеологией, а не экономическим прагматизмом, показало всему миру чудеса разбазаривания казалось бы неистощимых природных ресурсов, загнало экономику великой державы в долговую яму и глобальный коллапс. Единая и неделимая корпорация под названием СССР рухнула именно по причине своей монолитности, консервативности, неспособности реагировать на меняющиеся внешние условия. Если нынешние глашатаи мирового либерализма обвиняют Путина в построении именно такого государства, то это либо равносильно обвинению президента в полной неспособности к адекватной оценке ситуации в стране, либо красноречивое подтверждение собственной политической близорукости. Но поскольку Президент Путин уже не раз показывал свою политическую проницательность, наиболее вероятным кажется именно второе предположение.
Либеральный хаос
После крушения СССР новое руководство страны ударилось в другую крайность: на смену государству-корпорации пришел рыночный хаос, воспринимаемый как панацея от всех недостатков планового регулирования экономики. Вместо единого хозяйствующего субъекта внезапно возникли сотни тысяч частных и получастных экономических структур, стремящихся заполучить свой кусок «всероссийского пирога». Единая экономика в мгновение ока распалась на множество рыночных субъектов, конкурирующих друг с другом по всем законам «дикого капитализма». Экономический хаос был подкреплен политической неразберихой, последовавшей после громогласного призыва Бориса Ельцина: «Берите себе суверенитета столько, сколько можете унести!» Однако если парад суверенитетов чуть не привел к распаду Российской Федерации в политическом смысле, то экономическая дезинтеграция страны грозила уничтожить складывавшийся веками всероссийский рынок. При этом даже сам характер реформ, проводимых «молодой демократией» для возрождения российской экономики, способствовал дальнейшему ухудшению экономической ситуации в стране.
Не будем вдаваться в подробности того, каким образом денежно-кредитная политика государства привела к кризису в реальном секторе экономики. Достаточно отметить, что тенденция развития народного хозяйства с 1992 по 1996 гг. характеризовалась устойчивым спадом производства, беспрецедентным по глубине и продолжительности (даже если сравнить его с американской Великой Депрессией 30-х годов XX в.), и неблагоприятными структурными изменениями в экономике (рост доли добывающих отраслей за счет снижения доли высокотехнологичного производства и производственного строительства). Руководство страны, проводя экономические реформы и либерализацию цен, полагало, что экономика России по принципу «невидимой руки» сама справится с задачами реструктурирования производства, с вопросами минимизации социальной цены внутренних преобразований и выхода на мировой рынок. Однако реальность противоречила идеальным моделям последователей Адама Смита и прочих классиков либерализма. Стало ясно, что характер и масштабы проблем глубоко структурно деформированной за годы советской власти экономики таковы, что их решение возможно исключительно с помощью государственного регулирования, включающего активную промышленную политику.
Эксперимент 1: ФПГ
Полем для экспериментов по государственной поддержке предприятий стали финансово-промышленные группы. При этом государственная координация создания и деятельности таких корпоративных объединений до сих пор остается единственной урегулированной законодательно. Государство начало оказывать активную поддержку предприятиям, входящим в ФПГ (передача в уставный капитал центральных компаний имущественных активов, заключение договоров на доверительное управление государственными предприятиями).
К 1999 г. количество официально зарегистрированных ФПГ достигло 87. В составе этих групп функционировало около 2000 юридических лиц, из которых более 60% приходилось на промышленно-производственные предприятия. Предприятия, работавшие в рамках этих групп, добились в большинстве своем более высоких, чем вся остальная промышленность, результатов. Удельный вес продукции ФПГ в 1999 г. составил 6,3% ВВП и около 13% общего объема производства по промышленности в целом.
Примечательно, что широко практиковалось участие государства в уставном капитале центральных компаний ФПГ. Кроме того, более 10,5% общего состава участников относились к полностью государственным предприятиям, а удельный вес предприятий в составе всех ФПГ с долей государственной собственности, превышающей половину, составил 31,2%. Между тем, интегрирование предприятий в ФПГ на неимущественной основе не раз приводило к тому, что основная часть ФПГ имела невысокий уровень консолидации капиталов в рамках центральной компании. Поэтому предприятия, находившиеся в одной ФПГ и на одной технологической цепочке, зачастую сотрудничали со сторонними предприятиями. Примером может послужить ситуация, возникшая в 1998 г. в ФПГ «Носта-Трубы-Газ». Ухудшение внешнеэкономической конъюнктуры для нефтегазовой отрасли сказалось на сбыте труб. Это, в свою очередь, отразилось на связях между партнерами по ФПГ, в том числе между Орто-Халиловским металлургическим комбинатом и Челябинским трубопрокатным заводом: оба предприятия переориентировали свои кооперационные связи на других поставщиков. При более тесных имущественных связях по линии участия центральной компании в капитале и прибылях названных предприятий можно было бы предотвратить такое развитие событий. Негативный опыт был учтен, и многие ФПГ были преобразованы в холдинги, что гарантирует большую согласованность действий подразделений компании.
Эксперимент 2: холдинги
Еще в ходе приватизации государство предусмотрительно создало контролируемые им холдинги в наиболее прибыльных отраслях российской промышленности. В таких холдингах контрольный пакет формальных прав собственности предприятий сосредоточен в руках материнской компании (это не только контрольный пакет акций, так как в ряде российских холдингов дочерние предприятия не являются акционерными обществами, а имеют организационные формы обществ с ограниченной ответственностью или государственных унитарных предприятий). Примерами таких холдингов в российской промышленности могут служить Газпром, РАО «ЕЭС России», Связьинвест, Норильский никель и ряд других компаний. Примечательно, что все названные предприятия являются монополистами в своей отрасли и полностью контролируются государством. Государство, таким образом, сосредоточило в своих руках контроль над рядом отраслей. Сценарий образования холдинга практически всегда один и тот же — создается акционерная компания с контрольным пакетом в руках государства, которая любыми средствами приобретает контрольные пакеты акций крупных компаний отрасли. Контролируемый государством холдинг консолидирует большинство крупных компаний и, таким образом, становится если не монополистом, то безусловным лидером в отрасли. Такая ситуация выгодна правительству, так как через одну головную компанию можно контролировать все остальные подразделения и благодаря контрольному пакету акций продвигать политику, выгодную государству.
Централизация сверху и снизу
Улучшение инвестиционного климата в целом, к которому уже несколько лет стремится правительство, возможно лишь при проведении государством грамотной экономической политики. Инвестиционная политика становится эффективной только в том случае, если происходят изменения в других видах общегосударственной экономической политики, в том числе бюджетной, налоговой и промышленной. А эффективное управление такой политикой легче всего осуществлять из федерального центра. Ситуация, когда региональное законодательство определяет направление развития экономики, осталась в прошлом.
Масштабная кампания по приведению российского законодательства к единому федеральному образцу развернулась во всех сферах, касающихся экономики. Принятые Налоговый и Бюджетный Кодекс не оставляют шансов правительствам субъектов федерации на проведение какой-либо собственной экономической политики, существенно отличающейся от федеральной. Кроме того, как показал опыт конца 90-х годов, такая политика субъектов федерации в большинстве случаев была направлена прежде всего на соблюдение интересов субъекта Федерации, то есть на изоляцию, организацию «островка спокойствия в мире экономической анархии». Некоторые регионы смогли даже заключить международные договоры о прямых иностранных инвестициях в экономику как самостоятельные государства. В научных кругах всерьез обсуждалась проблема дезинтеграции российской экономики как системы, возможность распада ее на закрытые анклавы и перехода к натуральному хозяйству в рамках субъектов федерации. Однако подобная экономическая изоляция оказалась невыгодна как федеральному правительству, которое в такой ситуации теряет реальные рычаги влияния на экономику, так и самим промышленным предприятиям, чьи партнеры по технологической цепочке зачастую разбросаны по всей стране. Кроме того, особенности постсоветской промышленности таковы, что к разбросанности предприятий одной технологической цепочки по всей стране добавляется проблема морального и физического износа основных фондов (на сегодняшний день на предприятиях, где не обновлялись основные фонды, он составляет от 70 до 90%, что является критическим уровнем для сохранения воспроизводства).
Проблема может быть решена инвестированием в основные фонды, что требует привлечения серьезных финансовых средств. При этом следует вспомнить, что 60% финансовых потоков страны проходят через контролируемые в той или иной степени государством московские банки. По данным ЦБ РФ 64,9% банковских активов принадлежат государственным банкам и банкам крупных корпораций-экспортеров, которые в той или иной степени контролирует федеральный центр. Поэтому не вызывает удивления, что по вопросам финансирования крупные холдинги предпочитают вести дела (напрямую или через институт полномочных представителей) с федеральным центром.
Новая вертикаль: корпоративная модель
Тенденцию создания вертикально ориентированных экономических структур, которая наметилась в последние годы в экономике страны, нельзя считать конъюнктурной тактикой российского предпринимательства. Скорее имеет смысл говорить о долговременной стратегии развития всей экономико-политической составляющей российского государства. В самом деле, образование частных вертикальных структур, идущее от регионов к центру, встречается с обратным движением контролируемых государством экономических структур от центра к регионам за счет выстраивания единой политико-экономической вертикали благодаря созданию федеральных округов. При этом встречное движение никоим образом не является столкновением государственного и частного капиталов. Более того, речь в данном случае идет о создании взаимодополняемой системы корпоративной экономики, состоящей из нескольких крупнейших монополий (частных и государственных).
Между этими экономическими гигантами естественным образом происходит разделение сфер влияния, но не по территориальному, а по отраслевому принципу. Государство контролирует свои отрасли, частный капитал свои. При этом новый экономический порядок не оставляет практически никаких шансов на массовое развитие мелкого и среднего предпринимательства в контролируемых новыми корпорациями отраслях экономики.
Таким образом, Россия окончательно сходит с классического либерального пути развития. Взамен этого создается то, что раньше было принято называть государственно-монополистическим капитализмом, а в нынешней ситуации — корпоративным государством. Конечно, ни о какой мечте Муссолини не может быть и речи, корпорации-сословия в современном мире практически невозможны, но корпорации-монополии — объективная реальность российской экономики. Россия действительно превращается в настоящее корпоративное государство. Россия становится экономически корпоративным государством, что соответствует ее экономическим реалиям, отражает ее политическую специфику и национальное своеобразие.
Естественно, как и любые достаточно абстрактные понятия, словосочетание «корпоративное государство» используется нынешним цветом российской демократии предельно конъюнктурно, резко эмоционально и абсолютно безграмотно. В современной политической науке под корпоративном понимается государство, опирающееся на большие социальные объединения граждан по профессиональному признаку. Иными словами, речь идет о корпорациях промышленников, рабочих, военных и т.д., а вовсе не о государстве, построенном по образу и подобию единой корпорации, как это подразумевают российские либералы. Впрочем мы не ставим перед собой задачу сравнения понятия «корпоративное государство» в интерпретации современных либералов-западников и реального политологического термина. На наш взгляд, правильнее будет выяснить, правомерно ли вообще называть Россию корпоративным государством.
Говорить о России как о единой корпорации, в которой не только государственные, но и формально независимые структуры на деле являются интегрированными в единую модель управления, можно было лишь в советский период ее истории. Действительно, большая фабрика (корпорация) рассматривалась коммунистами как наиболее верный, классово справедливый тип организации, существующий, кстати, лишь до «полной и окончательной отмены государства как такового». Однако советский эксперимент доказал полную организационную несостоятельность и экономическую неэффективность этой модели. Огромная, беспредельно раздутая организационная структура СССР, распыленная к тому же на громадной, местами почти неосвоенной территории, была жестко привязана к единому центру — Кремлю, который, кстати, далеко не всегда отвечал требованиям идеального мозгового центра. Тотальное планирование, подкрепляемое абстрактной идеологией, а не экономическим прагматизмом, показало всему миру чудеса разбазаривания казалось бы неистощимых природных ресурсов, загнало экономику великой державы в долговую яму и глобальный коллапс. Единая и неделимая корпорация под названием СССР рухнула именно по причине своей монолитности, консервативности, неспособности реагировать на меняющиеся внешние условия. Если нынешние глашатаи мирового либерализма обвиняют Путина в построении именно такого государства, то это либо равносильно обвинению президента в полной неспособности к адекватной оценке ситуации в стране, либо красноречивое подтверждение собственной политической близорукости. Но поскольку Президент Путин уже не раз показывал свою политическую проницательность, наиболее вероятным кажется именно второе предположение.
Либеральный хаос
После крушения СССР новое руководство страны ударилось в другую крайность: на смену государству-корпорации пришел рыночный хаос, воспринимаемый как панацея от всех недостатков планового регулирования экономики. Вместо единого хозяйствующего субъекта внезапно возникли сотни тысяч частных и получастных экономических структур, стремящихся заполучить свой кусок «всероссийского пирога». Единая экономика в мгновение ока распалась на множество рыночных субъектов, конкурирующих друг с другом по всем законам «дикого капитализма». Экономический хаос был подкреплен политической неразберихой, последовавшей после громогласного призыва Бориса Ельцина: «Берите себе суверенитета столько, сколько можете унести!» Однако если парад суверенитетов чуть не привел к распаду Российской Федерации в политическом смысле, то экономическая дезинтеграция страны грозила уничтожить складывавшийся веками всероссийский рынок. При этом даже сам характер реформ, проводимых «молодой демократией» для возрождения российской экономики, способствовал дальнейшему ухудшению экономической ситуации в стране.
Не будем вдаваться в подробности того, каким образом денежно-кредитная политика государства привела к кризису в реальном секторе экономики. Достаточно отметить, что тенденция развития народного хозяйства с 1992 по 1996 гг. характеризовалась устойчивым спадом производства, беспрецедентным по глубине и продолжительности (даже если сравнить его с американской Великой Депрессией 30-х годов XX в.), и неблагоприятными структурными изменениями в экономике (рост доли добывающих отраслей за счет снижения доли высокотехнологичного производства и производственного строительства). Руководство страны, проводя экономические реформы и либерализацию цен, полагало, что экономика России по принципу «невидимой руки» сама справится с задачами реструктурирования производства, с вопросами минимизации социальной цены внутренних преобразований и выхода на мировой рынок. Однако реальность противоречила идеальным моделям последователей Адама Смита и прочих классиков либерализма. Стало ясно, что характер и масштабы проблем глубоко структурно деформированной за годы советской власти экономики таковы, что их решение возможно исключительно с помощью государственного регулирования, включающего активную промышленную политику.
Эксперимент 1: ФПГ
Полем для экспериментов по государственной поддержке предприятий стали финансово-промышленные группы. При этом государственная координация создания и деятельности таких корпоративных объединений до сих пор остается единственной урегулированной законодательно. Государство начало оказывать активную поддержку предприятиям, входящим в ФПГ (передача в уставный капитал центральных компаний имущественных активов, заключение договоров на доверительное управление государственными предприятиями).
К 1999 г. количество официально зарегистрированных ФПГ достигло 87. В составе этих групп функционировало около 2000 юридических лиц, из которых более 60% приходилось на промышленно-производственные предприятия. Предприятия, работавшие в рамках этих групп, добились в большинстве своем более высоких, чем вся остальная промышленность, результатов. Удельный вес продукции ФПГ в 1999 г. составил 6,3% ВВП и около 13% общего объема производства по промышленности в целом.
Примечательно, что широко практиковалось участие государства в уставном капитале центральных компаний ФПГ. Кроме того, более 10,5% общего состава участников относились к полностью государственным предприятиям, а удельный вес предприятий в составе всех ФПГ с долей государственной собственности, превышающей половину, составил 31,2%. Между тем, интегрирование предприятий в ФПГ на неимущественной основе не раз приводило к тому, что основная часть ФПГ имела невысокий уровень консолидации капиталов в рамках центральной компании. Поэтому предприятия, находившиеся в одной ФПГ и на одной технологической цепочке, зачастую сотрудничали со сторонними предприятиями. Примером может послужить ситуация, возникшая в 1998 г. в ФПГ «Носта-Трубы-Газ». Ухудшение внешнеэкономической конъюнктуры для нефтегазовой отрасли сказалось на сбыте труб. Это, в свою очередь, отразилось на связях между партнерами по ФПГ, в том числе между Орто-Халиловским металлургическим комбинатом и Челябинским трубопрокатным заводом: оба предприятия переориентировали свои кооперационные связи на других поставщиков. При более тесных имущественных связях по линии участия центральной компании в капитале и прибылях названных предприятий можно было бы предотвратить такое развитие событий. Негативный опыт был учтен, и многие ФПГ были преобразованы в холдинги, что гарантирует большую согласованность действий подразделений компании.
Эксперимент 2: холдинги
Еще в ходе приватизации государство предусмотрительно создало контролируемые им холдинги в наиболее прибыльных отраслях российской промышленности. В таких холдингах контрольный пакет формальных прав собственности предприятий сосредоточен в руках материнской компании (это не только контрольный пакет акций, так как в ряде российских холдингов дочерние предприятия не являются акционерными обществами, а имеют организационные формы обществ с ограниченной ответственностью или государственных унитарных предприятий). Примерами таких холдингов в российской промышленности могут служить Газпром, РАО «ЕЭС России», Связьинвест, Норильский никель и ряд других компаний. Примечательно, что все названные предприятия являются монополистами в своей отрасли и полностью контролируются государством. Государство, таким образом, сосредоточило в своих руках контроль над рядом отраслей. Сценарий образования холдинга практически всегда один и тот же — создается акционерная компания с контрольным пакетом в руках государства, которая любыми средствами приобретает контрольные пакеты акций крупных компаний отрасли. Контролируемый государством холдинг консолидирует большинство крупных компаний и, таким образом, становится если не монополистом, то безусловным лидером в отрасли. Такая ситуация выгодна правительству, так как через одну головную компанию можно контролировать все остальные подразделения и благодаря контрольному пакету акций продвигать политику, выгодную государству.
Централизация сверху и снизу
Улучшение инвестиционного климата в целом, к которому уже несколько лет стремится правительство, возможно лишь при проведении государством грамотной экономической политики. Инвестиционная политика становится эффективной только в том случае, если происходят изменения в других видах общегосударственной экономической политики, в том числе бюджетной, налоговой и промышленной. А эффективное управление такой политикой легче всего осуществлять из федерального центра. Ситуация, когда региональное законодательство определяет направление развития экономики, осталась в прошлом.
Масштабная кампания по приведению российского законодательства к единому федеральному образцу развернулась во всех сферах, касающихся экономики. Принятые Налоговый и Бюджетный Кодекс не оставляют шансов правительствам субъектов федерации на проведение какой-либо собственной экономической политики, существенно отличающейся от федеральной. Кроме того, как показал опыт конца 90-х годов, такая политика субъектов федерации в большинстве случаев была направлена прежде всего на соблюдение интересов субъекта Федерации, то есть на изоляцию, организацию «островка спокойствия в мире экономической анархии». Некоторые регионы смогли даже заключить международные договоры о прямых иностранных инвестициях в экономику как самостоятельные государства. В научных кругах всерьез обсуждалась проблема дезинтеграции российской экономики как системы, возможность распада ее на закрытые анклавы и перехода к натуральному хозяйству в рамках субъектов федерации. Однако подобная экономическая изоляция оказалась невыгодна как федеральному правительству, которое в такой ситуации теряет реальные рычаги влияния на экономику, так и самим промышленным предприятиям, чьи партнеры по технологической цепочке зачастую разбросаны по всей стране. Кроме того, особенности постсоветской промышленности таковы, что к разбросанности предприятий одной технологической цепочки по всей стране добавляется проблема морального и физического износа основных фондов (на сегодняшний день на предприятиях, где не обновлялись основные фонды, он составляет от 70 до 90%, что является критическим уровнем для сохранения воспроизводства).
Проблема может быть решена инвестированием в основные фонды, что требует привлечения серьезных финансовых средств. При этом следует вспомнить, что 60% финансовых потоков страны проходят через контролируемые в той или иной степени государством московские банки. По данным ЦБ РФ 64,9% банковских активов принадлежат государственным банкам и банкам крупных корпораций-экспортеров, которые в той или иной степени контролирует федеральный центр. Поэтому не вызывает удивления, что по вопросам финансирования крупные холдинги предпочитают вести дела (напрямую или через институт полномочных представителей) с федеральным центром.
Новая вертикаль: корпоративная модель
Тенденцию создания вертикально ориентированных экономических структур, которая наметилась в последние годы в экономике страны, нельзя считать конъюнктурной тактикой российского предпринимательства. Скорее имеет смысл говорить о долговременной стратегии развития всей экономико-политической составляющей российского государства. В самом деле, образование частных вертикальных структур, идущее от регионов к центру, встречается с обратным движением контролируемых государством экономических структур от центра к регионам за счет выстраивания единой политико-экономической вертикали благодаря созданию федеральных округов. При этом встречное движение никоим образом не является столкновением государственного и частного капиталов. Более того, речь в данном случае идет о создании взаимодополняемой системы корпоративной экономики, состоящей из нескольких крупнейших монополий (частных и государственных).
Между этими экономическими гигантами естественным образом происходит разделение сфер влияния, но не по территориальному, а по отраслевому принципу. Государство контролирует свои отрасли, частный капитал свои. При этом новый экономический порядок не оставляет практически никаких шансов на массовое развитие мелкого и среднего предпринимательства в контролируемых новыми корпорациями отраслях экономики.
Таким образом, Россия окончательно сходит с классического либерального пути развития. Взамен этого создается то, что раньше было принято называть государственно-монополистическим капитализмом, а в нынешней ситуации — корпоративным государством. Конечно, ни о какой мечте Муссолини не может быть и речи, корпорации-сословия в современном мире практически невозможны, но корпорации-монополии — объективная реальность российской экономики. Россия действительно превращается в настоящее корпоративное государство. Россия становится экономически корпоративным государством, что соответствует ее экономическим реалиям, отражает ее политическую специфику и национальное своеобразие.